Возвращение в Атлантиду - Андрей Дорофеев

Наутро Колосок и посвежевший Тритон подъехали к парому на торжественной шестерке ксиланов, на рога которых были надеты венки цветов.

Колосок выпрыгнул из повозки, повернулся, чтобы пропустить отца, но тот не двинулся с места. Серьезный, суровый, величественный, он сидел с прямой спиной и развевающейся по ветру бородой, не поворачивая головы. Теперь это был царь, а не отец. Наконец, Тритон медленно развернул голову в сторону Колоска, и кивнул головой.

– Да будет попутный ветер в твоих парусах! – изрек он очевидно церемониальную фразу, несколько нелепую в данных обстоятельствах, поскольку на парусах класс восьмой не ходил. – Иди!

И сделал небрежный жест рукой в широком рукаве.

Колосок пошел по сходням парома не оглядываясь, потому что знал, что прощание совершено, и нельзя по-другому. Теперь, с этого момента, не стоит сходить с корабля на землю Атлантиды – она будет чужой. Миссия началась.

Раздались гудки, крики боцманов, какие-то передвижения такелажа, неизвестные даже Колоску, но Колосок не видел этого. Он стоял на мостике, закусив губу, и смотрел невидящими глазами куда-то вперед, где в легкой голубой дымке скрывалась линия горизонта. Теперь он – тоже царь этого корабля, и лишние эмоции ни к чему.

Так он и стоял, единственный неподвижный человек среди носившихся вокруг нереальными смазанными тенями тел, пока вокруг не раскинулось море и пока взгляд не падал только на белые буруны появляющихся и пропадающих в теле бездонного океана волн.

Из забытья Колоска вывел знакомый, с усмешкой, голос.

– Ну что, принц! Добился своего! Ну, не хмурься. Что приготовить на обед?

Колосок с улыбкой обнял Эллу за плечо.

– Ты, я смотрю, освоилась уже?

– Я, принц, на кораблях поболе твоего ходила, не учи ученого. Скажи, куда путь держим?

– Западная земля, Элла. Бывала на Западной земле?

Элла посмотрела на Колоска каким-то глубоким взглядом и взяла его за руку.

– Не бывала, принц, и ты не будешь. Сбросим покровы. Ты доказал чистоту помыслов и силу намерений. Я знаю, где находится Страна Снов, я не настолько сошла с ума. Вели поворачивать корабль.

Отступление восьмое – 877 год до Рождества Христова

Гомер, любимый Музами и царями, шел по пыльной дороге в Аргос и что-то бубнил себе под нос. Суковатая отполированная палка в его руках мерно втыкалась в наезженную землю, словно нехотя поднималась из ямки и снова втыкалась с силой поодаль. Слезящиеся глаза старика смотрели словно в никуда, но автоматически вели дряхлое тело поэта примерно посередине, не давая упасть в придорожные рытвины.

Дорога из Саламина в Аргос занимала слишком много времени и сил теперь, когда Гомеру перевалило уже за седьмой десяток. Вдруг Муза распластала над старцем тенистые крылья и вложила ему в уста новые слова старой песни. Гомер улыбнулся и сам себе запел:

Вьется дорога змеей, хвост которой зарыт в Саламине,

жаркое тело ее источает удушливый запах,

В Аргосе же возлежит голова с языком раздвоенным.

Я отправляюсь в дорогу по блеклым чешуйкам на коже,

Я исцарапаю ступни в попытках дойти до заката,

Но не взгляну в изумрудные очи, оставшись свободным…

Песня пелась легко, Гомер забыл о ногах и направил свои мысли ко времени, когда придет ко двору Герантода, царя Аргосского, который прикажет усладить свой слух прекрасными стихами и пожалует прохладный ночлег и сладкую дыню. Кроме того, Герантод божился устроить игры, когда Гомер заглянет в следующий раз.

Когда на горизонте показались невысокие белокаменные постройки Аргоса, Гомер разглядел своими полуслепыми глазами облачко пыли на дороге, из которого вынырнул вооруженный всадник, резко осадивший коня.

– Куда тебя ноги несут, старик? В Аргосе и без тебя полно нищих! Проваливай! – довольно грубо зарычал он. – Давай, давай! – И в качестве острастки вытащил из чехла короткое копье.

– Не гневайся, страж, посмотри лучше грамоту, – ничуть не испугался Гомер, вытащив из складок загрязнившегося за несколько дней хитона грубый лист, свернутый в трубку, и передав его воину.

Пока тот всматривался в грамоту, Гомер из-под руки всмотрелся в лицо стража и неуверенно спросил, щурясь от взгляда вверх:

– Постой, а не ты ли тот смелый воин, что в бою на булавах ранил самого Астериска две зимы назад? Не Пратид ли ты, сын Прата из Александрии?

Глаза воина мгновенно вспыхнули довольным удовлетворением.

– Да, благословят боги твою память, сладкоречивый Гомер! Немногие помнят тот достославный бой! Да и те немногие – лишь мои старые шрамы! Да и я признал тебя – ты сидел по правую руку от Герантода и пил его вино!

Гомер прикрыл глаза и кивнул.

– Проходи, поющий старые песни! Дорога для тебя чиста. Герантод получит радостное известие о твоем появлении через десять минут.

И правда – Герантод был чрезвычайно доволен, полдня ходил за Гомером по пятам и приказал лучшим атлетам, жокеям и гимнастам собраться через три дня на Гомеровские игры. Гомер немало тому удивлялся, что не мешало ему вкушать виноград и финики и услаждать слепнущий взор танцующими наложницами. В итоге же догадался, что к чему – Герантод возжелал быть воспетым. Причем воспетым так, чтоб песня вышла из круга нескольких единожды слышавших ее, и на устах пораженного щедростью и подарками Гомера прошла через Элладу и окрестные земли.

И когда перед глазами Гомера через несколько дней пронеслись мускулистые блестящие кони (Гомер сидел на ипподроме неподалеку от Герантода и его царственной жены из Фессалоник Иллирии), муза вновь распростерла над ним крылья, затенив реальность и вложив в уста первую строку песни:

Вознесись над полями высоко, о ворон великий Эллады,

Осмотри эти земли, где много героев родилось для славы,

А потом тень свою брось на Аргос,

Герантодом великим ведомый.

Временно остановился и бросил взгляд на сразу отвлекшего Герантода. Тот уже забыл про зрелище, восхищенно посмотрел на Гомера и медленно, но крепко захлопал в ладоши. Подтягиваясь за царем, захлопали и приближенные.

– Гомер, эта песня прекрасна!!! Не продолжишь ли ты свою историю? Пой же, старец, сладка песнь твоя!

И Гомер снова запел, чувствуя, как слова, словно тенями выскальзывающие из неизмеримо далекого прошлого, сами складываются в строфы.

Вот они, кони, быстрее Пегаса крылатого мчатся,Искры летят от копыт, угасая в мятущемся вихре,То Герантодовы кони, взращенные в ласке и неге.Будь у героя-атлета столь сильный и чуткий товарищ,Чтоб удержал от паденья, удара циклопа иль змея,Разве ж не будет героем он, стольких врагов победившиСидя на сильном и смелом, подобном такому, коне?

Опытный муж Герантод, чья известна отвага и доблесть!Если бы жил ты в краю, где пасутся привольно ксиланы,Рогом во лбу протыкая покров благосклонного неба,Ты бы поспорил о яви с самим многомудрым Олиссом,Силу проверил у Тора в бою беспощадном на копьях,И победил, пронеся высоко отсеченные главыВ знак торжества – полубоги преклонят колени.

Песня стрелой пронесется, рассеется по миру ветром,Всяк стар и млад восхищенно услышит ту песнюИ до седьмого колена прославит царя Герантода.Мчитесь же, кони, как песня – звенящею меткой стрелою,С пеной у рта и глазами, столь полными Зевсовых молний,И донесите царя вы, несущего свет Герантода,К белым вратам парадиза, где сном начинается вечность…

Гомер приумолк, и Герантод, привстав с седалища, снова начал хлопать в ладоши, затем обернулся, и зычно крикнул, полуобернувшись, приказчику:

– Каресиад! Моим повелением – коня величайшему певцу в подарок, чтобы знал щедрость и почитание царя Аргосского!

А потом повернулся в Гомеру и, прищурившись, спросил:

– Только, певец, скажи мне – кто эти герои из твоей новой песни, Олисс и Тор? Никогда не слышал о них.

Гомер почтительно склонил голову.

– Ты не слышал о них, мой царь, потому что я никогда не пою новых песен. Я лишь скромный рассказчик того, что было совершено слабыми богами и сильными людьми. Герои, о которых я пел, позабыты в солнечной Элладе, но их помнят у романских царей. Имя Тора, железного человека, намекает нам на «торакс» романских дикарей – железный доспех, или на железного храбреца, которому не страшны стрелы и дротики. Олиссус же знаком тебе под именем Улисс, или Одиссей, чьи подвиги прославляет вся Эллада. Романское слово «олус» – зелень, овощи, – вот каков корень слова Улисс.